|
| |
1
Въ
Петербургe
мы сойдемся снова,
Словно
солнце мы похоронили въ немъ,
И
блаженное, безсмысленное слово
Въ
первый разъ произнесемъ.
Въ
черномъ бархатe
совeтской
ночи,
Въ
бархатe
всемiрной
пустоты,
Все
поютъ блаженныхъ женъ родныя очи,
Все
цвeтутъ
безсмертные цвeты.
2
Дикой
кошкой горбится столица,
На
мосту патруль стоитъ,
Только
злой моторъ во мглe
промчится
И
кукушкой прокричитъ.
Мнe
не надо пропуска ночного,
Часовыхъ
я не боюсь:
За
блаженное, безсмысленное слово
Я въ
ночи совeтской
помолюсь.
3
Слышу
легкiй
театральный шорохъ
И дeвическое
"ахъ" --
И
безсмертныхъ розъ огромный ворохъ
У
Киприды на рукахъ.
У
костра мы грeемся
отъ скуки,
Можетъ
быть вeка
пройдутъ,
И
блаженныхъ женъ родныя руки
Легкiй
пепелъ соберутъ.
4
Гдe
то грядки красныя партера,
Пышно
взбиты шифоньерки ложъ;
Заводная
кукла офицера;
Не
для черныхъ душъ и низменныхъ святошъ...
Что
жъ, гаси, пожалуй, наши свeчи
Въ
черномъ бархатe
всемiрной
пустоты,
Все
поютъ блаженныхъ женъ крутыя плечи,
А
ночного солнца не замeтишь
ты.
25 ноября 1920 г.
|
1
Чуть
мерцаетъ призрачная сцена,
Хоры
слабые тeней,
Захлестнула шелкомъ Мельпомена
Окна
храмины своей.
Чернымъ
таборомъ стоятъ кареты,
На
дворe
морозъ трещитъ,
Все
космато: люди и предметы,
И
горячiй
снeгъ
хруститъ.
2
Понемногу
челядь разбираетъ
Шубъ
медвeжьихъ
вороха,
Въ
суматохe
бабочка летаетъ,
Розу
кутаютъ въ мeха.
Модной
пестряди кружки и мошки,
Театральный
легкiй
жаръ,
А на
улицe
мигаютъ плошки,
И
тяжелый валитъ паръ.
3
Кучера
измаялись отъ крика,
И
кромeшна
ночи тьма.
Ничего,
голубка Эвридика,
Что
у насъ студеная зима.
Слаще
пeнья
итальянской рeчи
Для
меня родной языкъ,
Ибо
въ немъ таинственно лепечетъ
Чужеземныхъ
арфъ родникъ.
4
Пахнетъ
дымомъ бeдная
овчина,
Отъ сугроба улица черна.
Изъ
блаженнаго, пeвучаго
притина
Къ
намъ летитъ безсмертная весна,
Чтобы
вeчно
арiя
звучала
"Ты
вернешься на зеленые луга" --
И
живая ласточка упала
На
горячiе
снeга.
|
|
